Когда идешь на север, будь готов, что фура встанет в 50-градусный мороз посреди тайги

В 40 лет жизнь только начинается? Да нет же, на пенсии! Сибирячка Альбина Сысоева вместе с мужем возит по зимнику продукты в Якутию.

Сибирячка Альбина Сысоева из городка Северобайкальска Бурятии всю жизнь оттрубила кадровиком. Перекладывать бумажки с места на место день за днем, штамповать печати да отправлять заказные письма… «Но, боже мой, какая скука…», — в 52 года вспомнила строки Пушкина Альбина, ушла в отпуск, запрыгнула в старенький МАЗ-509 и стала дальнобойщицей. И вот уже 18 лет в пути!

Сейчас ей 70, и в паре с мужем Александром она намотала уже уже сотни тысяч километров. Возит из северного городка Иркутской области Усть-Кута и других сибирских городов до якутских поселков Удачный и Айхал продукты, сигареты и алкоголь. Расстояние от пункта А до пункта Б – 2000 км, один рейс – неделя. Но это если без происшествий, а без них, признаться, редкая поездка обходится. Чего-чего, а адреналина в пути хватает: то фура загорается прямо на ходу, то «братки» наезжают, то застреваешь посреди тайги в 50 градусов мороза. Обо всем, что случается в дороге, Альбина красочно описывает в собственном блоге.

Адреналин на пенсии

— Не возьму тебя в рейс — слишком опасно. Даже не уговаривай! – твердил мне муж.

Но я не отставала — хотела поддержать Сашу в пути, а то все один да один.

– Ладно, собирайся в рейс! – командует Саша, не выдерживая натиска.

И вот я вместе с ним в тесной кабине старенького МАЗа, везу продукты в алмазную столицу России – городок Мирный. Вдоль дороги ржавеют разбитые и сгоревшие фуры. Саша то и дело поглядывает на меня – не боюсь ли?

– Боюсь?! – переспрашиваю, поймав очередной косой взгляд, и… в качестве ответа достаю фотоаппарат. Щелкаю эту экстремальную дорогу на снимки, делаю видео, вношу пометки в блокнот.

За каждым поворотом – риск и экстрим. Поработал бы ты 30 лет кадровиком в душном офисе, как я, — знал бы, что такое адреналин. Это когда раз в пятилетку папка с документами с верхней полки на голову падает.

После второго рейса я вышла на пенсию и «обрадовала» мужа: теперь ни одного рейса не пропущу. А что мне еще делать? Саши каждую зиму нет дома, дети (а их у нас двое) выросли, а внуков, которых пятеро, считаю, должны родители воспитывать. Топтаться на грядках или варежки вязать долгими зимними вечерами, как другие пенсионерки? Не хочу − скучно. Буду дальнобойщицей-блогером, стану писать путевые заметки.

Зимник собирает «дань»

А текстов наберется даже не на книгу, а на целую серию! Именно это и предложили мне сделать подписчики блога, который веду на автомобильном форуме. Там много разных веток, а про дальнобоев – ни одной. Наверное, поэтому первый же пост собрал 406 746 просмотров и более 1100 комментариев.

Кстати, этим сообщением я отметила первые 10 лет в дороге — в дороге по зимнику. Прежде об этом не думала, а потом решила: фото есть, историй миллион, местного колорита – хоть отбавляй. Так почему бы и нет! Начала с рассказов о самом зимнике. Если кто не в курсе, зимник — это вам не гладенькое шоссе, покрытое асфальтом, и даже не проселочная дорога, а замерзшие реки, болота, непроходимые ухабистые тропы в тайге. По ним ездят с ноября-декабря по апрель, летом же дороги вообще не существует.

Кататься по зимнику — всегда риск: скользко, безлюдно, погода непредсказуемая.
Если резко потеплеет, лед растает за один день, и все – нет дороги! И это при хорошем раскладе. При плохом – машина может утонуть в водоеме, слететь в кювет или сугроб, а в сибирских лесах высота сугроба доходит до 2 метров. Самый печально известный факт в истории сибирских дальнобоев: в 1997 году в Якутии застряло 250 грузовиков, в том числе с продуктами. Товар, конечно, протух. Все водители погрязли в долгах и разорились. Такое ощущение, что зимник собирает с водителей дань – технику, здоровье и жизни. Расслабляться нельзя. Словно кто-то с рожками тасует нас, как карты, подводя к роковым ДТП. Но у дальнобойщиков есть особое шестое чувство. Однажды поднимались в крутую гору, и я каждые 10-15 минут поглядывала в зеркало заднего вида, хотя раньше никогда так не делала. В очередной раз оглянулась − горим!

− Саша, стой! Задние колеса в огне! – кричу мужу.

− Нельзя останавливаться — нас потащит назад, – отвечает Саша.

Едем и горим. Каким-то чудом уцепились за ровный пятачок. Пламя бушевало, диски алели от жары, внутри колес что-то булькало. Долго тушили снегом. Потом мне очень хотелось выпить — нервы…

Когда отправляешься на север, будь готов и к тому, что фура встанет в 50-градусный мороз посреди тайги. Как-то мы застряли в глуши. За сотни километров вокруг ни души.

− Не переживай, дорогая, вырвемся, – успокаивал меня супруг.

А я и не боялась. Конечно, мы запросто могли замерзнуть насмерть, но я ведь хотела экстрима. В то время нас выручала маленькая переносная чудо-печка, куда заливали солярку, и в кабине, где всегда спим, становилось жарко. Я как хранительница очага заваривала чай, разогревала на огне замороженные пирожки, холодец, самодельные рыбные консервы, борщ в банке. На сердце скребла тревога: а вдруг продуктов не хватит? О своих думках мужу не говорила. В любом случае на зимнике принято друг другу помогать: другие дальнобойщики не дадут погибнуть, обязательно поделятся запасами. С водой проще – топили снег.

Улыбалась, подбадривала мужа. Душа за него болела, но в ремонте помощник из меня никакой. Саша с утра до вечера в -50 градусов ковырялся в машине. В такой мороз даже капающее масло замерзало столбиком! А он ничего – только менял заиндевевшие перчатки на сухие и продолжал ремонтировать.

− Ура, завелась! – наконец обрадовал мой ненаглядный.

Поехали…

Экстрим на зимнике каждый день. Как-то возле якутского поселка Таас-Юрях летели по замерзшей речушке. Лед треснул, и фура провалилась в пустоту.

Саша кричит:

— Держись, родная!

И мы влетаем в ручей. Удар, второй… Стоим. Я не могу кричать, не могу стонать и даже говорить не могу.

А Саша все спрашивает и спрашивает:

— Что? Где? Ну не молчи же!

Сердце бьется через раз, выпрямиться не могу. Лежу, а в голове мысль: «У меня оторвались почки». От болевого шока перехватило дыхание, нет голоса. Показываю на воду. Догадывается, наливает. Глотать не могу. Обтирает мне мокрой ладонью лицо и шею, осторожно укладывает в спальник. Я в полудреме, боль не дает уснуть. Лекарств нет. Муж вторые сутки не спит, везет меня назад — в Мирный. Мучилась 20 часов. В городе приехала скорая. Меня снимают с машины, ставят на ноги…

— О-о-о, а не могли бы понежнее?!

И вот я в травматологии с переломом позвоночника. Несколько месяцев провалялась в больнице. А на следующий год – снова в рейс!

В дороге нельзя хлопать ушами. И речь не только об авариях.

На зимнике ошиваются «братки» — смотрят, кого бы ограбить. Не брезгуют ничем, начиная от цепей и запасных колес. Нас с мужем преследовали дважды.
Главное — не пропускать их вперед. Если дорогу перекроют — все, хана! Не пожалеют. Нам повезло: петляли по дороге как зайцы, оторвались. Но за других дальнобойщиков страшно и больно до слез. Однажды грабители остановили на зимнике отца и сына. Фуру отогнали в лес, товар выгрузили, а людей закрыли в контейнере. Морозы стояли под минус 50! Замерзли они… Тела нашли охотники. Самое обидное, что почти все везут не свой товар, а под заказ. Погибают за чужой груз. А если и останутся в живых, то придется отрабатывать долг — всю зиму бесплатно возить грузы заказчика.

Почему идем на этот риск? Деньги. С декабря по апрель, то есть фактически за полгода, мы успеваем сделать всего 7 — 10 ходок. При этом после очередного рейса буквально на следующий день отправляемся в новый. Каждый день простоя – потерянная прибыль, которую не хочется терять. Желающих ведь много — конкуренция среди дальнобойщиков высокая. Купить фуру можно в кредит, а за сезон зарабатываем от 350 тысяч до миллиона рублей. Каникулы можем позволить только летом. Так и живем: полгода в машине, полгода дома.

Не женское дело

Другие водители спрашивают: «Что вы, уважаемая, мотаетесь? Не женское дело по таким дорогам мотаться». Даже мужики иногда не выдерживают таких стрессов – бросают поездки. Я долго привыкала не только к авариям, но и к простым бытовым неудобствам.

Фура – наш дом на колесах. Здесь мы находимся круглые сутки почти полгода.
Поэтому в промежутках между передрягами стараемся жить так, будто мы дома. Даже питомца в кабине заводили – белую кошечку Гайку, которую подобрали на стоянке в Якутии. Заскочила в кабину — так и прижилась. Целый год с нами путешествовала, а потом дома с детьми оставили.

Еду в дороге не готовим. На завтрак обычно пьем крепкий сладкий чай, согретый на нашей плитке. На обед или ужин, если повезет, останавливаемся на пикете – это такие островки для дальнобойщиков, где есть столовая и банька. Моемся на стоянках, а спать там никогда не остаемся – слишком дымно и шумно. Кладем спальники в задней части машины и лежим в них по стойке смирно или скрючиваемся на переднем сиденье. Хочешь повернуться на бок, а ноги застревают в рычагах переключения. Поэтому моя самая заветная мечта в поездках − широкая кровать. Но от тряски и нервов устаю так, что вырубаюсь моментально. А если мучает бессонница, то я устраиваюсь впереди, смотрю на звездное небо или читаю. Время от времени включаем магнитофон, слушаем музыку.

Красоту наводить некогда. Максимум умоешься водой из бутылочки, причешешься наспех. Сижу в кабине, смотрю на себя в зеркало и думаю: «Это разве женщина?!» Но ничего, слабый пол иногда оказывается вполне сильным. За эти годы пить, курить, ругаться матом не научилась. Другие водители с завистью говорят: «Настоящий женский подвиг — быть рядом с мужем в таких суровых условиях!»

Как наркотик

Мы, дальнобойщики, все друг друга знаем, и очень тяжело слышать, что те самые Петруха и Ванька после очередного ЧП не выдержали напряжения, разругались и схватились за оружие. Трезвые. А уж алкоголь на зимнике – верная смерть. Разговаривала с одним вахтовиком из Иркутска. Говорит, за несколько лет из-за дурмана погибли 8 его товарищей. Задумайтесь: 8 молодых, сильных мужиков из небольшого круга друзей! А сколько таких случаев по России?

Поэтому братство дальнобойщиков держится вместе. Помогаем, делимся едой и запчастями, общаемся на пикетах. Я обычно беру фотоаппарат, снимаю усталых трудяг-водителей. А потом публикую фото. Радуются, как дети! Меня так умиляет, когда подходит здоровый дядька с бородой и робко просит: «А меня в ваших книгах нет. Можете заснять? Пусть дети и внуки знают, какой я у них дальнобойщик». И ведь хранят книги как зеницу ока!

Каждую зиму говорю себе: «Все, баста! Никаких больше рейсов — буду дома сидеть, картины писать». Но через день снова собираю сумки. Один раз попробуешь — и уже не представляешь жизни без этой бесконечной тряски и адреналина, без друзей-дальнобойщиков и удивительного чувства свободы, которое дает дорога. Зимник — он как наркотик.

Фото: Источник: www.irk.kp.ru