Революция на самом деле произошла

Режиссёр и продюсер документального фильма «Хроники неслучившейся революции» рассказывают о том, почему этот фильм на самом деле не о системе «Платон», не о Роттенберге и не о Путине. Их лента на 14-м фестивале документальной мелодрамы «Саратовские страдания» получила приз за лучший дебют. Этот фильм рассказывает о первой стачке дальнобойщиков и их стоянии под Москвой, на площадке у «Меги» в Химках. В ней, в том числе, принимал участие лидер энгельсских дальнобойщиков Александр Черевко, герой наших публикаций и один из героев фильма Константина Селина.

Узнав о награде, Костя написал в сообщении: «Это какая-то неправда. В смысле, неожиданно». Наше интервью вышло немного странным: Майя Селина, продюсер фильма, была в Саратове, а Константин из Санкт-Петербурга подключился к нам по скайпу.

– Константин, почему вас заинтересовала эта тема и как вы её нашли?

– После того, как в 11–12 годах началась вся эта протестная активность, я дал себе слово, что не пойду снимать больше ни один митинг. Если не делать это системно, то это бесполезно. Делать это системно на тот момент мне было неинтересно. А тут, это было, кажется, 15 ноября 2015 года, я из независимых питерских СМИ узнал об акции дальнобойщиков: они устраивали свою первую «улитку» (когда они со скоростью

5 км в час друг за другом едут). Это было визуально круто: большие машины, большие мужики, громкие речи… Залез в Интернет, прочитал про всё это. Взял с собой фотоаппарат и поехал туда снимать.

Приехал и понял, что фотографом тут быть бессмысленно. Это должна быть кинохроника. Толпа людей. Все орут, кричат, кто-то шину поджигает, кто-то чего-то требует. Из толпы вдруг крик: «А давайте все на Смольный!» И все: «А давайте!». И тут выделяется крепкий лысый мужик и говорит: «Вы что, мужики? Какой Смольный? Вы думайте, что вы делаете! Зачем бежать за неизвестным бородатым мужиком, который даже и не дальнобойщик?» Это был Олег Крутских.

– Один из главных героев фильма?

К.: Да. Фильм я начал строить на нём. Вначале был драйв, мужики вокруг, каша в голове полнейшая, хаос. Я для себя выделял линии, мне интересные. И зацепился за Олега. В этом хаосе вокруг Олег вдруг говорит: ну да, деньги, я чувствую, что ограничивают мою свободу. Я интерпретировал это для себя так, что ему ограничивают не столько даже свободу передвижения, но и свободу мышления тоже. Такая вот мысль на тридцать шагов вперёд.

– Это каким это образом «Платон» может ограничить свободу мышления?

К.: «Платон» это формальность. Я хотел снять фильм о человеке с тягой к свободе. Поэтому я выбрал Олега и сел к нему в машину.

– Когда же стало понятно, что фильм получится?

– Я его снимал как сериал. Там было неясно, что произойдёт через час. Это в фильме всё так гладко и структурно. Когда мужики договорились ехать в Москву и туда поехали, в реальности мы разворачивались в Петербург через каждый час.

Майя: Я объясню, почему они в Москву поехали. Герои фильма нашли в Интернете запись, которую сделал председатель проф­союза водителей-профессионалов Александр Котов. Он сказал, что если «Платон» не отменят к 3 декабря, то большие грузовики поедут в сторону Москвы и что-то там будет. Призыв был «собирайтесь и приезжайте». Наши дальнобойщики собрались всё это обсудить и через два часа решили ехать в Москву. Костя просто позвонил мне и сказал: всё, я поехал. «Надолго?» – «Вообще непонятно». Это было абсолютно стихийно.

К.: Когда мы доехали до Москвы, стало понятно, что фильм будет. Материала хватило бы. Но в нём на тот момент не было надежды. Поэтому я решил продолжать снимать. Было непонятно, сколько времени они будут бастовать в Химках. Они сначала сказали: уедем 15 декабря, потом –

20 декабря, потом – Новый год отметим. И в итоге уехали 1 мая.

– Своим стоянием они дожали чиновников? Финальные титры говорят нам о том, что штрафы снижены, плата за «Платон» уменьшена.

К.: Система «Платон» и протест против неё – это формальная структура фильма. Штрафы снизили ещё в тот момент, когда они ехали в Москву. Меня не это интересовало. Для меня был важен внутренний мир этих людей. Секрет фильма в том, что он не про «Платон», не про штрафы, не про Путина, который не упомянул дальнобойщиков в своём послании Федеральному Собранию. Попытка привязать этот фильм к политике мешает воспринять настоящую драму человека. Человека, который осознал, что очень многое, окружающее его в жизни, было неправдой. Что кривое зеркало, через которое он глядел в этот мир, разбилось. И теперь нужно заново учиться видеть… Будучи уже взрослым, сформировавшимся человеком, очень сложно найти в себе силы, чтобы вот так «обнулиться».

– Получается, герои фильма прошли через своеобразную трансформацию сознания?

К.: Абсолютно! Она происходила на моих глазах. Именно она вдохновляла меня делать фильм.

– Майя, в чем ваша задача как продюсера фильма?

М.: Чтобы фильм показывали на фестивалях, чтобы о нем говорили. Эту задачу непросто решить. В России всего два фестиваля показали этот фильм: «Артдокфест» в декабре прошлого года – это прекрасный смелый фестиваль документального кино, он показал наш фильм в трёх городах, в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге. И «Саратовские страдания». Очень хороший фестиваль, с отличной программой. Я предполагаю, что больше ни один фестиваль в России этот фильм не покажет.

– Причины отказа?

М.: Не знаю, обратной связи почти никакой нет. На телевидении же у нас не говорят про протесты дальнобойщиков. На эту тему говорить не принято.

Мы нашу картину делали не как политическое кино. И не как оппозиционное кино. Это фильм-наблюдение, который просто показывает тебе ситуацию. Я считаю, что хорошие фильмы – это те, которые не дают тебе какого-то конкретного ответа, а заставляют задуматься. Мы старались сделать хороший фильм, который покажет ситуацию, и ты сможешь сделать собственные выводы.

К.: Проблема восприятия этого фильма на фестивалях в том, что в головах у людей слишком много политики. Политика – она уйдет. А внутренний мир, который меня интересовал, останется.

Когда я снимал, как дальнобойщики праздновали Новый год в фурах, я думал, что если бы через 50 лет я нашёл эту плёнку, я бы нашёл сокровище. Про это же никто не знает. СМИ эту тему замалчивали. Информационное пространство в стране такое, что если по федеральному каналу не покажут и рекламой всё не заклеят, то к людям не прорвёшься. В учебниках истории про наше время будет написано как про эпоху стабильности. И тут я нахожу плёнку, на которой какие-то мужики разворачивают фуру, устраивают в ней Новый год. Вообще сюр какой-то. Я понимаю, что эта находка через 50 лет – это золото!

Как рассказала мне Майя, одна из претензий зрителей была в том, что это хроники неслучившейся революции и что революции не было. Но революция-то была! Вот в чем дело! Просто она не такая, которую люди хотят видеть. У дальнобойщиков в головах случилась такая революция, которую я не смог бы придумать, даже если бы захотел. Семь дней и пять месяцев потребовалось огромным мужикам на огромных машинах, чтобы осознать, что мир, в котором они живут, совсем другой. Осознать это и перезагрузиться.

– Наверное, сам момент трансформации занял небольшой промежуток времени. Может быть, те два часа послания Путина Федеральному Собранию, когда он их проигнорировал?

К.: Нет, так не бывает. По психологии не бывает. Да, в тот момент было разочарование. Удар. Но тебе надо этот удар переработать, переосмыслить. Пять месяцев в Химках они как раз это переосмысливали. Это называется выработка критического мышления.

– Что за люди эти дальнобойщики? Какие они?

К.: Средний рабочий класс. Мужики, которые создавали свой бизнес, которые несут ответственность за себя, за своё дело, за свою семью. За ту машину, на которой они ездят, за машины, на которых ездят их наёмные рабочие. У них свои маленькие фирмы. Своё дело.

– Можно сказать, что своим решением идти воевать против «Платона» они свою зону ответственности расширили? Стали брать на себя дополнительную, гражданскую ответственность?

К.: Понимаете, в чём весь юмор? Сначала они не хотели себя граждански заявлять, выдвигать политические требования. Они просто хотели быть услышанными. Ты работаешь, водишь фуру, привозишь домой деньги, семью кормишь. А тут тебе палки в колёса начинают вставлять. Первая реакция какая? Надо пойти разобраться, поговорить. Эти мужики, они очень искренние, у них всё по-честному. Это очень подкупает. Представителям государства в этой ситуации достаточно было просто пойти на диалог. А они что сделали? Приехал в Петербург министр транспорта РФ, к нему пустили каких-то подставных лиц, а дальнобойщиков не пустили. Почему так? Это же обидно, когда с тобой не разговаривают. Это обидно, когда ты веришь в человека, а он о тебе даже не упоминает. Да если бы Путин сказал: «Эх, дальнобойщики, жалко мне вас, но время в стране сейчас такое, тяжелое», то всё было бы по-другому. Но он промолчал. И в этот момент они очень сильно разочаровались.

– Ваш фильм попал на фестиваль документальной мелодрамы, потому что во главу угла ставится проблема семьи. А как изменилась жизнь семей дальнобойщиков?

К.: Это мелодрама абсолютная. Там пять человек за время стояния в Химках развелись точно. Некоторые жёны присылали сканы свидетельства о браке с подписью, что будет расторжение. Там было всё. И жене главного героя фильма Наталье Бажутиной было очень непросто. Когда Андрей находился в Химках, она осталась дома с четырьмя детьми. И было непонятно, когда Андрей вернется домой. Он сам не знал. В этом году у них родился пятый ребенок. Андрей сейчас планирует баллотироваться в президенты. Как относится к этому Наталья, неизвестно.

М.: После протестных акций у семьи Андрея были проблемы. И это отдельная история и отдельное кино. У них этой весной органы опеки пытались отобрать детей, пока Наталья лежала на сохранении в больнице, а Андрея задержали после очередной акции. История почему-то никакого резонанса в обществе не получила, хотя для меня, как для матери, это шок. Я считаю, что ты можешь быть не согласен с человеком, но ты не имеешь права трогать его семью.

К.: В «хрониках» есть моменты, где герои рассказывают о себе, своих мыслях на камеру. Обычно я в фильм не беру прямые синхроны. Но в данном случае я понимаю, что это не интервью, это голоса. Раз их не услышали там, то пусть скажут всё здесь. Если бы я спрашивал их в самом начале съемок, то услышал бы в ответ: этот хороший, тот плохой… А в этих финальных монологах была боль. Боль, выстраданная полугодичными ожиданиями. Серега Владимиров, один из героев фильма, в такой исповеди говорит кому-то по телефону: «Приезжаешь сюда, сознание переворачивается на 180 градусов». А его не слышат на том конце провода (может быть, что-то со связью), и это очень символично. И он несколько раз повторяет: сознание, сознание. Это самое важное, что меня интересовало.

В последней сцене, когда они в мае покидают свою обитель, они останавливаются на трассе попрощаться. И весь смысл их победы не в том, что штрафы снизили или плату уменьшили. А смысл вот в этих крепких дружеских мужских объятьях. Их объединение – это уже победа.

Фото: inosmi.ru Источник: FreeNews-Volga